СЕНЕКА

римский политический деятель, философ и писатель. Родился в богатой семье всадников (эквитов), второй из трех сыновей Сенеки Ритора. В молодом возрасте прибыл в Рим, там получил хорошее грамматическое, риторическое и философское образование (в духе позднего стоицизма). Вероятно, чтобы поправить здоровье, а также для обучения, некоторое время находился в Египте. Еще при Калигуле прославился как блестящий оратор и стилист. В 41 г. н. э., заподозренный в романе с сестрой умершего императора Калигулы Юлией Ливиллой, был приговорен императором Клавдием к изгнанию на Корсику. Там он оставался до 49 г. н. э., когда Агриппина настояла на возвращении Сенеки и доверила ему воспитание своего сына Нерона. После вступления на престол семнадцатилетнего Нерона Сенека вместе с префектом претория Афранием Бурром фактически управлял государством на протяжении восьми лет. Но с течением лет его положение становилось все сложнее, а преступления коронованного воспитанника бросали тень и на его воспитателя, который пытался оправдать перед сенатом даже матереубийство. После смерти Бурра в 62 г. н. э. Сенека, с разрешения Нерона, удалился от двора. Остаток жизни он провел в своих имениях около Рима и в Кампании, отдаваясь философии и литературному труду. В 65 г., по подозрению в участии в заговоре Пизона, по приказу императора совершил самоубийство, вскрыв себе вены. Он владел огромным богатством. По-видимому, был дважды женат, от первого брака имел двух детей. Его вторая жена Паулина хотела умереть вместе с мужем. Но по приказу Нерона ей перевязали вены. Взгляды Сенеки сформировались в равной мере под влиянием учения стоиков и собственного житейского опыта. Собственная слабость заставляла его снисходительно относиться к слабостям других людей. Сохранившееся в неполном виде литературное наследие философа включало прозаические произведения и поэзию. Большая часть его философских сочинений имеет форму кинической диатрибы. Материал излагался в форме замечаний и вопросов фиктивного собеседника. Во всех произведениях Сенеку интересовала прежде всего этика. Собранные в 12 книгах сочинения по вопросам этики носят название «Диалоги». В них находятся трактаты: «О провидении», «О стойкости мудрого», «О гневе» в 3 книгах, «О счастливой жизни», «Об изучении философии», «О спокойствии духа», «О краткости жизни» и три консоляции. В этих сочинениях Сенека описывает идеал стоического мудреца; он предостерегает от потакания страстям, особенно гневу, объясняет, в чем состоит подлинное счастье, каково его отношение к богатству, к страданию и т. д., учит наилучшим способом пользоваться жизнью, указывая на важность состояния духа, покоя и, наконец, свободного времени, которое можно посвятить науке и литературному труду. Помимо «Диалогов», сохранилось еще несколько его произведений, среди них трактат «О благодеяниях» в 7 книгах, посвященный Эбонию Либералу, имеющий принципиальное значение для истории античной этики. Сенека утверждает, что взаимные благодеяния составляют основу общественного порядка. Произведение «О милосердии» в 3 книгах, сохранившихся частично, посвященное Нерону, должно было стать учебником добродетели, «зеркалом» для правителя, основная добродетель которого – милосердие, не имеющее тем не менее ничего общего со снисходительностью или жалостью. В «Изысканиях о природе» в 7 книгах, посвященных другу Луцилию, он описал небесные и земные явления, а также явления в сфере, лежащей между ними. Это несистематическое изложение, возможно даже, что первоначальный порядок книг был изменен. Сам он не был естествоиспытателем, излагал знания, почерпнутые у других авторов, в основном, у Посидония. Но он интересовался природой, поскольку считал, что ее познание ведет к нравственному усовершенствованию, позволяя переступить через смерть. Сборник «Нравственных писем к Луцилию» в 20 книгах включает 124 письма. Эта корреспонденция создавалась, вероятно, с мыслью о публикации. Сенека напоминает другу о вреде аффектов, о необходимости жить в согласии с природой и работы над собой, о потребности во внутренней гармонии и преодоления страха смерти. Именно мысль о ее неизбежности должна помочь критически оценить блага мира и стать началом подлинной свободы. Письма являются наиболее зрелым и самостоятельным произведением философа, плодом многолетних размышлений. Его другие прозаические сочинения утрачены. Был также автором единственной сохранившейся менипповой сатиры под названием «Отыквление божественного Клавдия». Это произведение – язвительный пасквиль на умершего императора Клавдия, возможно, литературная месть автора за годы изгнания. Написал также 9 трагедий, основывающихся на греческих образцах: «Безумный Геракл», «Троянки», «Финикиянки» (пьеса сохранилась частично), «Медея», «Федра», «Эдип», «Агамемнон», «Фиест», «Геракл на Эте». Под именем Сенеки сохранилась трагедия «Октавия», созданная уже после смерти философа. Он черпал сюжеты в основном у Еврипида (иногда у Софокла, реже всего у Эсхила) или из эллинистических трагедий. В какой степени на его творчество повлияли римские трагики, установить трудно. Вопреки использованию образцов, он выказал значительную самостоятельность, особенно в обрисовке характеров и представлении событий. По сравнению с классической греческой трагедией, композиция пьес упрощена. Отличительной чертой его драм является пафос. Во много раз вернее, чем греческие образцы, он описывает мотивы поступков своих героев, возможно, чтобы доказать, насколько пагубны аффекты. Идеалом стоического мудреца в его драмах является Геракл. В духе стоического гуманизма, автор высказывает множество мыслей о власти и правителе. Его драмы образцом для ренессансной драмы и для творцов классической европейской трагедии: Шекспира, Корнеля, Расина. Ему приписывают авторство 77 эпиграмм. В области языка предпочитал редкие слова, но он также придавал новую окраску повсеместно употребляемым словам. Его стиль, т. н. «серебряная латынь», характеризует поворот от цицероновских периодов к более коротким предложениям, с частыми антитезами и сильной ритмизацией части предложений. Риторические фигуры и тропы часто выступают как в прозаических сочинениях, так и в драмах, столь же часто используется прием примера. Знаменательной чертой Сенеки является многократное повторение одних и тех же мыслей в различной словесной и стилистической форме. У современников его творчество столкнулось как с признанием, так и с критикой. Его стиль бранил Квинтилиан, хотя и называл его «блестящим гонителем пороков». Потомки почитали его как моралиста и «мученика философии». Большое влияние он оказал на христианских авторов. Обилие сентенций в его произведениях сделало их неисчерпаемым источником цитат.

• Надо учиться с достоинством переносить то, чего не в силах изменить.
• Пусть каждый спросит себя: не жалуются ли все на чью-нибудь неблагодарность? Но не может быть того, чтобы все жаловались, если не надо жаловаться на всех. Следовательно, все неблагодарны.
• Луций Сулла уврачевал отечество средствами более тяжкими, чем были самые опасности.
• Лучше (...) помогать и злым ради добрых, чем лишать помощи добрых ради злых.
• Общественное мнение – (...) дурной истолкователь.
• Бывает красноречивым даже тот, кто молчит, и храбрым даже тот, кто сидит сложа руки, или даже – у кого руки связаны.
• Никто, обладая здравым умом, не боится богов, так как неразумно страшиться спасительного, и никто не любит тех, кого боится.
• Награда за высокие подвиги заключается в них самих.
• Дело дошло уже до того, что ни одна женщина не имеет мужа для чего-либо иного, как только для возбуждения любовника.
• Некоторые знатные и благородные женщины считают свои годы не по числу консулов, а по числу мужей, и разводятся, чтобы выйти замуж, а выходят замуж, чтобы развестись.
• Кто приносит благодарность, удаляя свидетелей, тот человек неблагодарный.
• Кто принял благодеяние с благодарностью, тот (...) уплатил уже первый взнос за него.
• В благодеяниях кредитора следует выбирать с большей тщательностью, чем в деньгах.
• Не следует принимать благодеяний от всех. От кого же принимать? (...) От тех, кому мы сами желали бы их оказать.
• Поздно оказал благодеяние тот, кто оказал его просящему.
• Страх внушают не только самые отважные животные, но и самые неподвижные, благодаря своему вредоносному яду.
• Вина не должна падать на наш век. И предки наши жаловались, и мы жалуемся, да и потомки наши будут жаловаться на то, что нравы развращены, что царит зло, что люди становятся все хуже и беззаконнее. Но все эти пороки остаются теми же (...), подобно тому как море далеко разливается во время прилива, а при отливе снова возвращается в берега.
• Смысл благодеяний прост: их только дарят; если что возвращается, то уже прибыль, не возвращается – нет убытка. Благодеяние оказано для благодеяния.
• Карман у него (мудреца) будет открытый, но не дырявый: из него много будет выниматься, но ничего не будет высыпаться.
• Перестань корить философов богатством: никто не приговаривал мудрость к бедности.
• Не наука добродетели, а наука нищеты была главным делом его жизни. (о кинике Деметрии, который доходил до крайностей аскетизма)
• Что я хочу извлечь из добродетели? Ее саму. (...) Она сама себе награда.
• Всякая жестокость происходит от немощи.
• Когда я вспоминаю все свои речи, я завидую немым.
• «На этой стороне явное большинство». – Значит, именно эта сторона хуже. Не настолько хорошо обстоят дела с человечеством, чтобы большинство голосовало за лучшее: большая толпа приверженцев всегда верный признак худшего.
• Кто возвеличился за счет чужого страха, не бывает свободен от собственного. Как дрожит сердце в львиной груди от малейшего шороха! (...) Все, что внушает ужас, само трепещет.
• Страх всегда возвращается и, словно волна, окатывает тех, кто его вызывает.
• Постоянному и плодовитому злу должен противостоять медленный и упорный труд: не для того, чтобы уничтожить его, но для того, чтобы оно нас не одолело.
• Вокруг (...) столько скверно живущих, а точнее сказать, скверно гибнущих людей.
• Отдельных солдат полководец может наказывать по всей строгости, но если провинилось все войско, ему придется оказать снисхождение. Что удерживает мудреца от гнева? Обилие грешников.
• Нужно либо смеяться надо всем, либо плакать.
• Если (...) сердиться на молодых и старых за то, что они грешат, (...) придется сердиться и на новорожденных – за то, что они непременно будут грешить.
• Среди прочих недостатков нашей смертной природы есть и этот – (...) не столько неизбежность заблуждения, сколько любовь к своим заблуждениям.
• Мудрец никогда не перестанет гневаться, если начнет. (...) Если, по-твоему, мудрец должен чувствовать гнев, какого требует возмутительность каждого преступления, то ему придется не гневаться, а сойти с ума.
• (Люди толпы) живут, точно в гладиаторской школе: с кем сегодня пили, с тем завтра дерутся.
• Всякий гнев превращается в печаль либо из-за раскаяния, либо от неутоленности.
• Есть люди, отличающиеся постоянной свирепостью и радующиеся человеческой крови. (...) Это не гнев, это зверство. Такой человек вредит другим не потому, что его обидели; наоборот, он готов принять обиду, лишь бы получить возможность вредить.
• Самый мужественный муж, берясь за оружие, бледнеет; у самого неустрашимого и яростного солдата при сигнале к бою немного дрожат коленки; (...) и у самого красноречивого оратора, когда он готовится произнести речь, холодеют руки и ноги.
• Мы начинаем смеяться со смеющимся, печалимся, попав в толпу горюющих, и приходим в возбуждение, глядя, как другие состязаются.
• Честолюбие (тиранов) (...) хочет (...) заполнить одним-единственным именем весь календарь, назвать в честь одного имени все поселения на земном шаре.
• Гнев – самый женственный и ребяческий из пороков. – «Однако он встречается и у мужей». – «Конечно, потому что и у мужей бывает женский или детский характер».
• Согрешающего нужно исправлять: увещанием и силой, мягко и сурово; (...) тут не обойтись без наказания, но гнев недопустим. Ибо кто же гневается на того, кого лечит?
• Насколько человечнее (...) не преследовать их (грешников), но попытаться вернуть назад! Ведь если человек, не зная дороги, заблудится среди вспаханного поля, лучше вывести его на правильный путь, чем выгонять с поля палкой.
• Гнев делает мужественнее лишь того, кто без гнева вообще не знал, что такое мужество.
• Всякое почти вожделение (...) мешает осуществлению того, к чему стремится.
• Любое чувство – столь же плохой исполнитель, сколь и распорядитель.
• Никакое лечение не может считаться жестоким, если его результат – выздоровление.
• Что-что, а вредить все люди умеют неплохо.
• Некоторые из мудрых мужей называли гнев кратковременным помешательством.
• Гнев сам по себе безобразен и не страшен. (...) Мы боимся гнева, как дети – темноты, как звери – красных перьев.
• Главное лекарство от гнева – отсрочка.
• Чужие пороки у нас на глазах, а свои за спиной.
• Часто бывает, что, желая польстить одному, обижают при этом другого.
• Если мы желаем быть во всем справедливыми судьями, то давайте прежде всего убедим себя в том, что никто из нас не без греха. Ведь именно в этом главный источник нашего возмущения: «Я-то ни в чем не виноват» и «ничего не сделал». Ничего подобного: просто ты ни в чем не признаешься! (...) Если в чем-то мы и остались невинны, то только потому, что нам не удалось преступить закон – не повезло.
• Боги (...) и не желают, и не умеют причинять зло (...); обидеть кого-нибудь для них так же немыслимо, как побить самих себя.
• Глупо гневаться на животных, но не умнее и на детей, а также на всех прочих, мало чем отличающихся от детей в рассуждении благоразумия.
• Что совершено без умысла – не обида.
• У подозрительности никогда не будет недостатка в доводах.
• Самое великодушное прощение – это не знать, в чем кто перед тобой провинился.
• Отложенное наказание мы всегда можем привести в исполнение, но уже исполненное никак нельзя забрать назад.
• Надо, чтобы мальчик никогда ничего не мог добиться гневом; мы сами предложим ему, когда он будет спокоен, то, чего не давали, пока он требовал с плачем.
• Разве ты не видишь, что люди чем счастливее, тем гневливее? Это особенно заметно у богатых, знатных и чиновных.
• Не сможет противостоять ударам тот, кому никогда ни в чем не было отказа.
• В борьбе надо стремиться не сделать другому больно, а победить.
• Нельзя, чтобы ему (мальчику) пришлось терпеть унижения или рабство; пусть ему никогда не придется ни просить, ни умолять; то, что он когда-то был вынужден просить, не пойдет ему на пользу; пусть без просьб получает все в подарок – ради самого себя, или совершенных добрых поступков, или ради того добра, которого мы ждем от него в будущем.
• Дух растет, когда ему дают волю; поникает, когда его принуждают к рабскому повиновению.
• Умеренное удовольствие снимает душевное напряжение.
• Легко придать правильную форму душе, пока она еще мягкая; трудно искоренить пороки, которые повзрослели вместе с нами.
• «Иногда оратору полезно бывает разгневаться – он тогда говорит лучше». – Совершенно верно, но не разгневаться, а изобразить гнев. Так и актеры, произнося стихи, волнуют народ не гневом своим, а хорошим подражанием гневу. То же самое относится (...) к выступающим на сходках. (...) И часто сыгранное чувство производит куда более сильное действие, чем подлинное.
• «Разве не бывает случаев, возбуждающих гнев?» – Вот именно в этих случаях и нужно решительнее всего подавлять его. (...) Пирр, знаменитейший наставник в гимнастических состязаниях, всем, кого тренировал, давал, говорят, одно и то же наставление: не поддаваться гневу. Ибо гнев нарушает все правила искусства.
• Многие утверждали, что путь к добродетелям крут и тернист; ничего подобного: можно дойти и по ровной дороге. (...) Что требует от вас меньше напряжения, чем милосердие, и больше, чем жестокость? Стыдливость не доставит вам хлопот, сладострастие вечно занято по горло. Одним словом, блюсти любую добродетель совсем не трудно, пороки же требуют постоянного внимания.
• Есть ли (...) такой порок, у которого был бы недостаток в защитниках?
• Иной приучил себя довольствоваться коротким сном и бодрствует почти сутки напролет, нисколько не утомляясь; можно выучиться бегать по тоненькой и почти отвесно натянутой веревке; переносить чудовищные грузы, неподъемные для обычного человека; погружаться в море на непомерную глубину и долго обходиться под водой без дыхания. (...) За столь упорные занятия не получают либо вовсе никакого, либо несоразмерно маленькое вознаграждение. (...) И тем не менее, несмотря на то, что награда ожидала их совсем небольшая, они довели свой труд до конца.
• Дух добьется всего, что сам себе прикажет.
• Не полезно все видеть и все слышать. Нас миновали бы многие обиды – ведь большинство из них не задевают того, кто о них не знает. Ты не хочешь быть гневливым? – Не будь любопытным.
• По старой поговорке «усталый ищет ссоры»; тоже можно сказать и об изнуренном голодом или жаждой, да и обо всяком другом, сильно чем-нибудь удрученном человеке. (...) Пораженная недугом душа возмущается от любой мелочи, вплоть до того, что простое приветствие, письмо, вопрос или несколько незначащих слов вызывают иных людей на ссору.
• Усталым глазам полезно смотреть на зелень.
• Борьба питает сама себя и не выпускает того, кто слишком глубоко в нее втянулся. Легче удержаться от ссоры, чем потом из нее выйти.
• Самые тяжелые и неукротимые от природы характеры терпеливы к ласке. Ни одно существо не бросается в испуге на того, кто его гладит.
• Есть люди, не желающие браться за легкие дела, но желающие, чтобы все, за что они ни возьмутся, давалось легко.
• Обидчик либо сильнее тебя, либо слабее; если слабее, пощади его, если сильнее – себя.
• Мщение есть признание, что нам больно.
• Если мы полагаем, что кто-то выказал нам презрение, мы не можем не быть мельче его.
• Если человек подошел к зеркалу, готовый перемениться, значит, он уже переменился.
• Пускай кто-то сердится: ты в ответ сделай ему что-нибудь хорошее. Вражда сама угаснет, если одна из двух сторон откажется ее поддерживать: сражаться могут лишь двое равных соперников.
• Так все слабые существа: если до них только чуть дотронуться, им кажется, что их уже ударили.
• Ссориться с равным рискованно, с высшим – безумно, с низшим – унизительно.
• Стоит прислушаться к примечательным словам человека, состарившегося в услужении у царей. Когда кто-то спросил его, как ему удавалось достичь столь редкой при дворе вещи, как старость, он отвечал: «Я принимал обиды и благодарил за них».
• В душах, развращенных большим успехом, есть самая скверная черта: они ненавидят тех, кого обидели.
• Обиды от власть имущих нужно сносить не просто терпеливо, но с веселым лицом: если они решат, что и впрямь задели вас, непременно повторят.
• Многие, ища возмездия за легкие обиды, сами делают их более глубокими для себя. Велик и благороден тот, кто спокойно слушает лай мелких собачонок, как крупный и сильный зверь
• Самый обидный род мести – признать обидчика недостойным нашей мести.
• Наказание всегда должно считаться не с прошлым, а с будущим, ибо оно есть выражение не гнева, а предосторожности.
• Фабий (Кунктатор) говорит, что нет ничего позорнее для полководца, чем оправдываться: «Я не думал, что так выйдет». По-моему, нет ничего позорнее для человека вообще.
• Внутри каждого из нас царская душа, каждый хочет, чтобы ему было все позволено, но не хочет быть жертвой чужого произвола.
• Тебя обидел добрый человек? – Не верь. Дурной? – Не удивляйся.
• Если кто-то хочет сообщить тебе нечто (о другом человеке) не иначе, как по секрету, тому (...) нечего тебе сообщить.
• Где что-нибудь выдается и бросается в глаза, там не все ровно. (...) У величайших людей (...) каждая черта в произведении так сплетена с другою, что невозможно что-либо изъять, не разрушив целого.
• Я скорее прощу того, кто нанес врагу рану, а не того, кто мечтает посадить ему чирей: тут уже не только злая, но и ничтожно мелкая душонка.
• Что хуже смерти можешь ты пожелать тому, на кого гневаешься? Так успокойся: он умрет, даже если ты палец о палец не ударишь.
• Часто ссору прекращает раздавшийся по соседству крик «Пожар!»
• В перерывах между утренними зрелищами нам обычно показывают на арене сражение привязанных друг к другу быка и медведя: они рвут и терзают друг друга, а рядом их поджидает человек, которому поручено в конце прикончить обоих. То же самое делаем и мы, нанося удары людям, с которыми мы связаны, а рядом с победителем и побежденным уже стоит их конец, причем очень близкий. Нам ведь осталось-то столечко! Что бы нам прожить эту капельку времени в мире и покое!
• Гнев, (...) когда окостенеет, затвердеет, (...) превращается в ненависть.
• Первую вспышку гнева мы не осмелимся унимать словами. Она глуха и безумна. (...) Лекарства приносят пользу, если давать их в промежутках между приступами.
• Ты косо глядишь на кого-то из-за того, что он дурно говорил о твоем таланте. Неужели ты считаешь каждое его слово законом? И неужели Энний (римский трагик) должен возненавидеть тебя оттого, что его поэмы не доставляют тебе удовольствия, (...) а Цицерон – стать твоим врагом из-за того, что ты пошутил насчет его стихов?
• Баловень счастья (...) считает, что труднодоступная дверь – первый признак блаженного и могущественного человека. Видимо, он не знает, что труднее всего открываются ворота тюрьмы.
• Этого ты предостерег правильно, но чересчур свободным тоном: и вместо того, чтобы исправить, обидел человека. На будущее смотри не только то, правду ли ты говоришь, но и на того, кому говоришь: переносит ли он правду.
• Кто никогда ничему не выучился, тот не хочет ничему учиться.
• Поверь мне, все, что зажигает нас страшным пожаром, – сущие пустяки, не серьезнее тех, из-за которых дерутся и ссорятся мальчишки.
• Насколько достойнее смеха то, из-за чего мы то и дело льем слезы!
• Деньги насквозь пропитаны нашей кровью.
• Ты ведешь неверные записи в своей расчетной книге: то, что ты дал, оцениваешь дорого, то, что получил – дешево.
• Ты лучше благодари за то, что получил. Остального жди и радуйся, что не получил всего.
• Человек, завидующий немногим, не видит за собственной спиной огромного скопления зависти всех тех, кому далеко до него.
• Среди убийц божественного Юлия было больше друзей, чем недругов, ибо он не исполнил их неисполнимых надежд. (...) Вот так и вышло, что он увидал вокруг своего кресла своих бывших соратников с обнаженными мечами, (...) ставших помпеянцами лишь после смерти Помпея.
• Никогда не будет счастлив тот, кого мучит мысль, что есть кто-то счастливее. Я получил меньше, чем надеялся? – но, может быть, я надеялся на большее, чем заслуживал.
• Неправость нашего гнева делает его более упорным: мы расходимся все пуще и не желаем перестать, словно сила нашей вспышки может служить доказательством ее справедливости.
• Большая часть того, что вызывает в нас гнев, – это препятствия, а не удары.
• Иногда боль, а иногда случай делают слабого сильнее самого сильного.
• Гневаемся все мы дольше, чем ощущаем причиненную (нам) боль.
• Все, что не нравится нам в других, каждый из нас может, поискав, найти в себе самом. (...) Нужно быть терпимее друг к другу: нам приходится жить дурными среди дурных.
• Жизнь наша коротка, и сами мы еще больше сокращаем ее своим непостоянством, каждый раз начиная жить наново. Мы дробим ее на мелкие части и рвем в клочки.
• И ты удивляешься, что мудрость до сих пор еще не исполнила своего предназначения! Даже испорченность – и та еще не показала себя целиком; она только-только выходит на свет. А ведь ей мы отдаем все свои силы.
• Люди грядущего поколения будут знать многое, неизвестное нам, и многое останется неизвестным для тех, кто будет жить, когда изгладится всякая память о нас. Мир не стоит ломаного гроша, если в нем когда-нибудь не останется ничего непонятного.
• Люди растрачивают всю свою жизнь, чтобы достать то, что им будто бы нужно для жизни.
• Кто думает, будто природа может делать лишь то, что она делает часто, тот сильно недооценивает ее возможности.
• Покамест все идет как обычно, грандиозность происходящего скрадывается привычкой. Так уж мы устроены, что повседневное, будь оно даже достойно всяческого восхищения, нас мало трогает. (...) У солнца нет зрителей, пока оно не затмится. (...) Настолько больше свойственно нам от природы восхищаться новым, нежели великим.
• Изящно возразил мудрый (Гай) Лелий какому-то человеку, сказавшему: «В мои шестьдесят лет...» – «Скажи лучше "не мои шестьдесят"». Привычка исчислять утраченные нами годы мешает нам понять, что суть жизни – в ее неуловимости, а удел времени – всегда оставаться не нашим.
• Если я и бываю доверчив, то только до известной степени и принимаю лишь те маленькие выдумки, за которые бьют по губам, а не вырывают глаза.
• Добродетель найти трудно, требуется и наставник и руководитель; а порокам живо выучиваются без всякого учителя.
• Быть рабом самого себя – тяжелейшее рабство.
• Свободен тот, кто избежал рабства у самого себя: это рабство – постоянное и неодолимое, день и ночь равно гнетущее, без передышки, без отпуска.
• Все происходит по божественному определению: плакать, стонать и жаловаться – значит отпасть от бога.
• Нет числа тем, кто владел народами и городами; тех, кто владел собой, можно перечесть по пальцам.
• Уже старик, он (Ганнибал) не переставал искать войны в любом уголке света: настолько, обходясь без родины, не мог он обходиться без врага.
• Что такое бог? – Все, что видишь, и все, чего не видишь.
• О сколь презренная вещь – человек, если не поднимается он выше человеческого!
• Презирайте бедность: никто не бывает при жизни так беден, как был при рождении. Презирайте боль: она уйдет от вас, либо вы от нее уйдете.
• «Но как же все-таки бог допускает, чтобы с добрыми людьми случались несчастья?» – А он не допускает. Он ограждает их от всех несчастий: от преступлений и гнусностей, от нечистых помышлений и корыстных замыслов, от слепого вожделения и от алчности, покушающейся на чужое добро. Он блюдет и защищает их самих: неужели кто-то станет требовать от бога еще и того, чтобы он охранял поклажу добрых людей?
• Самая крепкая часть тела – та, которой чаще всего пользуются.
• От голода умирают тихо и спокойно, от обжорства с треском лопаются.
• Всякий, кто кажется избежавшим зла, просто его еще не дождался.
• Для самопознания необходимо испытание: никто не узнает, что он может, если не попробует.
• Победа без риска – победа без славы.
• Добровольно решиться на отдых людям труднее, чем заслужить его по закону.
• Большинство людей (...) жаждут работать дольше, чем могут, (...) и сама старость лишь оттого им в тягость, что не позволяет работать.
• Гай Туранний, (...) когда более чем в девяностолетнем возрасте (...) получил (...) освобождение от должности прокуратора, попросил, чтобы его положили на кровать и чтобы стоящие вокруг домочадцы причитали, словно над покойником. (...) Неужели так приятно умереть занятым человеком?
• Гнусен тот, кто, утомленный скорее жизнью, чем трудом, умирает при исполнении служебных обязанностей.
• (Людей), через тысячу унижений достигших высочайших почестей, тревожит ужасная мысль, что они страдали всего лишь ради надгробной надписи.
• Некоторые болезни следует лечить, не рассказывая о них больному. Многие умерли оттого, что узнали, чем больны.
• Если только у мертвых сохраняется какое-то чувство, (Гай Калигула) ужасно злится, что он умер, а римский народ все еще живет.
• Один из (...) любителей наслаждений, (...) после того как его на руках вынесли из бани и усадили в кресло, спросил: «Я уже сижу?» Ты полагаешь, что человек, не знающий, сидит ли он, в состоянии уразуметь, живет ли он?
• Души занятых людей, словно волы, впряженные в ярмо, не могут ни повернуть, ни оглянуться.
• Самая короткая жизнь – у занятых людей.
• Грядущее неведомо; живи сейчас!
• Откладывать что-то на будущее – худший способ проматывать жизнь: (...) вы отдаете настоящее в обмен на обещание будущего.
• Есть ли на свете кто-нибудь глупее людей, которые хвастаются своей мудрой предусмотрительностью? (...) За счет своей жизни они устраивают свою жизнь, чтобы она стала лучше.
• Время твоей жизни (...) движется беззвучно, ничем не выдавая быстроты своего бега.
• Каждый торопит свою жизнь и страдает от тоски по будущему и отвращения к настоящему.
• Марк Цицерон (...) ни в счастье не был спокоен, ни в несчастье – терпелив.
• Нет человека, желающего разделить с другими деньги, а скольким раздает каждый свою жизнь!
• Короткую жизнь мы не получаем, а делаем ее такой; мы не бедны, а расточительны.
• Гераклит всякий раз, как выходил на люди, плакал, а Демокрит смеялся: одному все, что мы делаем, казалось жалким, а другому – нелепым.
• Чем больше человек склонен обижать других, тем хуже он сам переносит обиды.
• Один и тот же рассказ может рассмешить нас, если нас двое, и возмутить, если его слышит много народу; мы не позволяем другим заикнуться о том, о чем сами говорим постоянно.
• Вступая в препирательство с кем-то, мы признаем его своим противником, а следовательно, равным себе, даже если мы и победим в стычке.
• Если нас очень огорчает чье-то презрение, значит, нам особенно приятно было бы уважение именно этого человека.
• Как мы относимся к детям, так мудрец относится ко всем людям, ибо они не выходят из детства ни к зрелости, ни до седых волос, ни когда и седых волос уже не останется.
• Мысль о боли мучит нас не меньше самой боли.
• Любое благо нам не на радость, если мы обладаем им в одиночку.
• Некоторых больных надо поздравлять и с тем, что они почувствовали себя больными.
• Нас мучит и будущее, и прошедшее. (...) Никто не бывает несчастен только от нынешних причин.
• Одна цепь связывает стража и пленного.
• Слаб духом тот, кому богатство не по силам.
• Пусть вошедший в наш дом дивится нам, а не нашей посуде. Велик тот человек, кто глиняной утварью пользуется как серебряной, но не менее велик и тот, кто серебряной пользуется как глиняной.
• Будем делать все, чтобы жить лучше, чем толпа, а не наперекор толпе, иначе мы отпугнем от себя и обратим в бегство тех, кого хотим исправить.
• Само имя философии вызывает достаточно ненависти.
• Гнев рабов погубил не меньше людей, чем царский гнев.
• Кто презирает собственную жизнь, тот стал хозяином твоей.
• Спокойная жизнь – не для тех, кто слишком много думает о ее продлении.
• Никакое зло не велико, если оно последнее. Пришла к тебе смерть? Она была бы страшна, если бы могла оставаться с тобою, она же или не явится, или скоро будет позади, никак не иначе.
• Нас чтут как стариков, хотя в нас живут пороки мальчишек, и не только мальчишек, но и младенцев; ведь младенцы боятся вещей пустяшных, мальчишки – мнимых, а мы – и того и другого.
• Некоторые до того забились во тьму, что неясно видят все освещенное.
• Порок – и верить всем, и никому не верить, только (...) первый порок благороднее, второй – безопаснее.
• Нередко учат обману тем, что обмана боятся, и подозрениями дают право быть вероломным.
• Во всем старайся разобраться вместе с другом, но прежде разберись в нем самом.
• Если не можешь прочесть все, что имеешь, имей столько, сколько прочтешь, – и довольно.
• Ничто так не вредит здоровью, как частая смена лекарств.
• Кто везде – тот нигде. Кто проводит жизнь в странствиях, у тех в итоге гостеприимцев множество, а друзей нет.
• Все меня прощают, никто не помогает.
• Все у нас чужое, лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владенье природа, но и его кто хочет, тот и отнимает.
• Смерть мы видим впереди; а большая часть ее у нас за плечами, – ведь сколько лет жизни минуло, все принадлежит смерти.
• Отвоюй себя для себя самого.
• До чего противно легкомыслие тех, (...) кто перед кончиной начинает надеяться заново. (...) Что гнуснее старика, начинающего жизнь сначала?
• Беда глупости еще и в том, что она все время начинает жизнь сначала. (со ссылкой на Эпикура, но, вероятно, это собственная формулировка Сенеки)
• Если бояться всего, что может случиться, то незачем нам и жить.
• Вымышленное тревожит сильнее. Действительное имеет свою меру, а о том, что доходит неведомо откуда, пугливая душа вольна строить догадки.
• Воображение (...) доставляет нам больше страданий, чем действительность. (...) Многое мучит нас больше, чем нужно, многое – прежде, чем нужно.
• Я не устану потчевать тебя Эпикуром, и пусть знают все, кто твердит его слова и ценит их не за то, что в них сказано, а за то, кем они сказаны: лучшее принадлежит всем.
• Поблагодарим бога за то, что никто не может навязать нам жизнь.
• Каждый день нужно проводить так, словно он замыкает строй, завершает число дней нашей жизни. (...) Отправляясь ко сну, говорить весело и радостно: «Прожита жизнь, и пройден весь путь, что судьбой мне отмерен». А если бог подарит нам и завтрашний день, примем его с радостью.
• Нет стариков столь дряхлых, чтобы им зазорно было надеяться на лишний день.
• Смерть (...) должна быть перед глазами и у старика, и у юноши – ведь вызывают нас не по возрастному списку.
• Возраст самый приятный тот, что идет под уклон, но еще не катится в пропасть.
• Плоды для нас вкуснее всего, когда они на исходе; дети красивей всего, когда кончается детство.
• Нам нужен кто-нибудь, по чьему образцу складывался бы наш нрав. Ведь криво проведенную черту исправишь только по линейке.
• Некоторых больше всего и надо опасаться, когда они покраснеют: тут-то их и покидает всякий стыд. Сулла был особенно жесток тогда, когда к лицу его приливала кровь.
• Живи с людьми так, будто на тебя смотрит бог, говори с богом так, будто тебя слушают люди.
• Люди (...) шепотом возносят (...) богам постыднейшие мольбы.
• Кто завел друга, чтобы тот выручил из цепей, тот покинет его, едва загремят оковы.
• Художнику приятней писать картину, чем ее окончить. (...) Пока он писал, его радовало само искусство. Отрочество наших детей щедрее плодами, но их младенчество нам милее.
• Как много поэты говорят такого, что или сказано, или должно быть сказано философами!
• Фортуна не сбивает с пути – она опрокидывает и кидает на скалы.
• «Но ради чего я учился?» – Нечего бояться, что труд твой пропал даром: ты учился для себя самого.
• Люди учатся, обучая. (отсюда пословица: «Уча, учимся»)
• Нельзя уподобляться злым оттого, что их много, нельзя ненавидеть многих оттого, что им не уподобляешься.
• Долог путь наставлений, краток и убедителен путь примеров.
• Из тесного угла можно вознестись к небу – только воспрянь.
• Стыдно человеку, который одолел самые высокие вершины, обременять богов. Что нужды в молитвах? Сделай сам себя счастливым!
• Мы боимся не смерти, а мыслей о смерти – ведь от самой смерти мы всегда в двух шагах.
• Кто не хочет умирать, тот не хотел жить. Ибо жизнь дана нам под условием смерти и сама есть лишь путь к ней.
• По-моему, умирая, человек мужественнее, чем перед смертью. Когда смерть пришла, она и невежде дает силу духа не бежать от неизбежного.
• Только низким путем можно снискать любовь низких.
• Не смей пересчитывать всех, кто тебе страшен. (...) К твоей смерти доступ открыт только одному, сколько бы врагов тебе ни угрожало.
• Передышками нельзя пренебрегать: тяжелобольным временное улучшение заменяет здоровье.
• Насколько выше была б ему цена, если б толпа ценила его пониже.
• Странно ли, что тебе нет никакой пользы от странствий, если ты повсюду таскаешь самого себя? (со ссылкой на Сократа)
• Совершенство духа нельзя ни взять взаймы, ни купить, а если бы оно и продавалось, все равно, я думаю, не нашлось бы покупателя. Зато низость покупается ежедневно.
• «Размышляй о смерти!» – Кто говорит так, тот велит нам размышлять о свободе. Кто научился смерти, тот разучился быть рабом. Он выше всякой власти и уж наверное вне всякой власти.
• Гнет возраста чувствует только тело, а не душа, и состарились одни лишь пороки и то, что им способствует.
• Все, в чем мы нуждаемся, или стоит дешево, или ничего не стоит.
• Мудрый и мужественный должен не убегать из жизни, а уходить. И прежде всего нужно избегать той страсти, которой охвачены столь многие, – сладострастной жажды смерти. Ибо помимо прочих душевных склонностей есть (...) еще и безотчетная склонность к смерти, и ей нередко поддаются люди благородные и сильные духом, но нередко также и ленивые и праздные. Первые презирают жизнь, вторым она в тягость.
• Только люди бывают так неразумны и даже безумны, что некоторых заставляет умереть страх смерти.
• Как водяные часы делает пустыми не последняя капля, а вся вытекшая раньше вода, так и последний час, в который мы перестаем существовать, не составляет смерти, а лишь завершает ее: в этот час мы пришли к ней – а шли мы долго. (...) «Смерть, уносящая нас, – лишь последняя смерть среди многих».
• Заблуждается тот, кто ищет друзей в сенях, а испытывает их за столом.
• Покуда ты будешь на все зариться, все будут зариться на тебя.
• Чего ты дожидаешься? (...) Исполнения всех желаний? Такое время не наступит! (...) Такова цепь желаний: одно родит другое.
• Мы не должны ни во всем уподобляться (...) толпе, ни во всем от нее отличаться. (...) Больше стойкости в том, чтобы оставаться трезвым, когда весь народ перепился до рвоты, больше умеренности в том, чтобы, не смешиваясь со всеми, не выделяться и не составлять исключения и делать то же самое, что все, но иначе.
• Кто мудр, тот во всем смотрит на замысел, а не на исход. Начало в нашей власти; что выйдет, решать фортуне, над собой же я не признаю ее приговора.
• Многим пришлось бояться оттого, что их можно было бояться.
• Обходись со стоящими ниже так, как ты хотел бы, чтобы с тобою обходились стоящие выше.
• Мы лжем и без причин, по одной привычке.
• Жизнь любого занята завтрашним днем. (...) Люди не живут, а собираются жить.
• Одной молитвой опровергаем другую. Желания у нас в разладе с желаниями.
• Нет царя, что не произошел бы от раба, и нет раба не царского рода. (со ссылкой на Платона)
• За всеми нами одинаковое число поколений, происхожденье всякого лежит за пределами памяти.
• Все, если взглянуть на изначальное происхождение, ведут род от богов.
• Мы живем так, что внезапно увидеть нас – значит поймать с поличным.
• Кто сохранил себя, тот ничего не потерял, но многим ли удается сохранить себя?
• Мы считаем купленным лишь приобретенное за деньги, а на что тратим самих себя, то зовем даровым (...) Всякий ценит самого себя дешевле всего.
• Многим не хватает только благосклонности судьбы, чтобы сравняться жестокостью, и честолюбием, и жаждой роскоши с самыми худшими. Дай им силы на все, чего они хотят, и ты узнаешь, что хочется им того же.
• Пусть оратор (...) говорит не быстрей и не больше, чем могут выдержать уши.
• В речах перед народом нет ни слова истины: их цель – взбудоражить толпу, мгновенно увлечь неискушенный слух, они уносятся, не давая над собою подумать.
• Нет лекарства для того, у кого пороки стали нравами.
• Нет несчастнее зашедших так далеко, что прежде излишнее становится для них необходимым.
• Великая душа пренебрегает великим и предпочитает умеренное чрезмерному.
• В пространных рассуждениях, написанных заранее и прочитанных при народе, шуму много, а доверительности нет. Философия – это добрый совет, а давать советы во всеуслышанье никто не станет.
• Ни младенцы, ни дети, ни повредившиеся в уме смерти не боятся – и позор тем, кому разум не дает такой же безмятежности, какую дарует глупость.
• Дружба приносит только пользу, а любовь иногда и вред.
• Говорят, что начало – это уже полдела; то же относится и к нашей душе: желание стать добродетельными – полпути к добродетели.
• Истина открыта для всех, ею никто не завладел.
• Идущий следом за другим ничего не найдет, потому что не ищет.
• Одно дело помнить, другое знать! (...) Знать – это значит делать и по-своему, (...) не оглядываясь всякий раз на учителя. (...) Не становись второю книгой!
• Не та красива, у которой хвалят руку или ногу, а та, у кого весь облик не позволит восхищаться отдельными чертами.
• Для меня думать об умерших друзьях отрадно и сладко. Когда они были со мной, я знал, что я их утрачу, когда я их утратил, я знаю, что они были со мной.
• Мы ищем в слезах доказательство нашей тоски и не подчиняемся скорби, а выставляем ее напоказ. (…) И в скорби есть доля тщеславия!
• Кратчайший путь к богатству – через презрение к богатству.
• Несчастен не тот, кто делает по приказу, а тот, кто делает против воли.
• Я стараюсь, чтобы каждый день был подобием целой жизни.
• Истинная радость, не будучи чужим подарком, (…) не подвластна и чужому произволу. Что не дано фортуной, того ей не отнять.
• Лесть всех делает дураками, каждого в свою меру.
• Многих красота какого-нибудь полюбившегося слова уводит к тому, о чем они писать не собирались.
• Что такое конец жизни – ее отстой или нечто самое чистое и прозрачное (...). Ведь дело в том, что продлевать – жизнь или смерть.
• (В мире) пребывает все, что было прежде, но иначе, чем прежде: порядок вещей меняется.
• Никто не остается в старости тем же, чем был в юности, завтра никто не будет тем, кем был вчера. Наши тела уносятся наподобие рек. (...) Я сам изменяюсь, пока рассуждаю об изменении всех вещей. Об этом и говорит Гераклит: «Мы входим, и не входим дважды в один и тот же поток». Имя потока остается, а вода уже утекла.
• У каждого потемнеет в глазах, если он, стоя у края бездны, взглянет в ее глубину. Это – не страх, а естественное чувство, неподвластное разуму. Так храбрецы, готовые пролить свою кровь, не могут смотреть на чужую, так некоторые падают без чувств, если взглянут на свежую или старую, загноившуюся рану либо прикоснутся к ней, а другие легче вынесут удар меча, чем его вид.
• Взгляни на него: (...) он ворочается с боку на бок, стараясь (...) поймать хоть легкую дрему, и, ничего не слыша, жалуется, будто слышит. Какая тут, по-твоему, причина? Шум у него в душе: ее нужно утихомирить, в ней надо унять распрю; нельзя считать ее спокойной только потому, что тело лежит неподвижно.
• Голос мешает больше, чем шум, потому что отвлекает душу, тогда как шум только наполняет слух и бьет по ушам.
• Постоянство и упорство в своем намерении – вещи такие замечательные, что и упорная лень внушает уважение.
• Изнеженность обрекла нас на бессилие, мы не можем делать то, чего долго не хотели делать.
• Мы думаем, будто смерть будет впереди, а она и будет, и была. То, что было до нас, – та же смерть.
• Рассказывать сны – дело бодрствующего; признать свои пороки – признак выздоровления.
• Что ты веселишься, если тебя хвалят люди, которых сам ты не можешь похвалить?
• Ты заблуждаешься, полагая, что только в морском плавании жизнь отделена от смерти тонкою преградой: повсюду грань между ними столь же ничтожна. Не везде смерть видна так близко, но везде она стоит так же близко.
• Разве что-нибудь было не «совсем недавно»? Совсем недавно я был мальчиком и сидел у философа Сотиона, совсем недавно начал вести дела в суде, совсем недавно потерял к этому охоту, а там и силы. Безмерна скоротечность времени, и ясней всего это видно, когда оглядываешься назад. Взгляд, прикованный к настоящему, время обманывает, ускользая при своей быстроте легко и плавно. (...) Минувшее пребывает в одном месте, равно обозримое, единое и недвижное, и все падает в его глубину.
• Цари забывают, как сильны они сами и как слабы другие, и чуть что – распаляются гневом, словно от обиды. (...) Для того и нужна им обида, чтобы кому-нибудь повредить.
• Нет рабства позорнее добровольного.
• Пусть будет нашей высшей целью одно: говорить, как чувствуем, и жить, как говорим.
• Немногим удается мягко сложить с плеч бремя счастья; большинство падает вместе с тем, что их вознесло, и гибнет под обломками рухнувших опор.
• Мы сетуем, что все достается нам и не всегда, и помалу, и не наверняка, и ненадолго. Поэтому ни жить, ни умирать мы не хотим: жизнь нам ненавистна, смерть страшна.
• Боги не привередливы и не завистливы; они пускают к себе и протягивают руку поднимающимся. Ты удивляешься, что человек идет к богам? Но и бог приходит к людям и даже – чего уж больше? – входит в людей.
• Не так радостно видеть многих у себя за спиной, как горько глядеть хоть на одного, бегущего впереди.
• Как распрямляется сжатое силой, так возвращается к своему началу все, что не движется непрерывно вперед.
• Не бывает так, чтобы не возникали все новые дела, – мы сами сеем их, так что из одного вырастает несколько. (...) Нужно сопротивляться делам и не распределять их, а устранять.
• Немалая часть успеха – желание преуспеть.
• Кто не знает, в какую гавань плыть, для того нет попутного ветра.
• Самая грязная смерть предпочтительней самого чистого рабства.
• В одном не вправе мы жаловаться на жизнь: она никого не держит. (...) Тебе нравится жизнь? Живи! Не нравится – можешь вернуться туда, откуда пришел.
• Лучшее из устроенного вечным законом – то, что он дал нам один путь в жизнь, но множество – прочь из жизни.
• Жизнь не всегда тем лучше, чем дольше, но смерть всегда чем дольше, тем хуже.
• Лжет общий голос невежд, утверждающих, будто самое лучшее – умереть своей смертью. Чужой смертью никто не умирает.
• Если что перед глазами, оно не ценится; открытую дверь взломщик минует. Таков же обычай (...) у всех невежд: каждый хочет ворваться туда, где заперто.
• Одиссей спешил к камням своей Итаки не меньше, чем Агамемнон – к гордым стенам Микен – ведь любят родину не за то, что она велика, а за то, что она родина.
• Способность расти есть признак несовершенства.
• Что можно добавить к совершенному? Ничего; а если можно, значит, не было и совершенства.
• Что такое смерть? Либо конец, либо переселенье. Я не боюсь перестать быть – ведь это все равно что не быть совсем; я не боюсь переселяться – ведь нигде не буду я в такой тесноте.
• Сочинения иных ничем не блещут, кроме имени.
• (Об умерших:) Те, кого мним мы исчезнувшими, только ушли вперед.
• Ты схоронил, кого любил; ищи, кого полюбить! (...) Предки установили для женщин один год скорби – не затем, чтобы они скорбели так долго, но чтобы не скорбели дольше.
• Кто не мог любить больше, чем одного, тот и одного не слишком любил.
• Перестань дурно истолковывать милость фортуны. То, что ею отнято, она прежде дала!
• Тот, кому завидуют, завидует тоже.
• Так называемые наслаждения, едва перейдут меру, становятся муками.
• Напившись вином, он (Марк Антоний) жаждал крови. Мерзко было то, что он пьянел, когда творил все это, но еще мерзостнее то, что он творил все это пьяным.
• Велика ли слава – много в себя вмещать? Когда первенство почти что у тебя в руках, и спящие вповалку или блюющие сотрапезники не в силах поднимать с тобою кубки, когда из всего застолья на ногах стоишь ты один, когда ты всех одолел блистательной доблестью и никто не смог вместить больше вина, чем ты, – все равно тебя побеждает бочка.
• Опьяненье – не что иное, как добровольное безумье. Продли это состояние на несколько дней – кто усомнится, что человек сошел с ума? Но и так безумье не меньше, а только короче.
• Луций Писон как однажды начал пить, так с тех пор и был пьян.
• Усталость – цель всяких упражнений.
• Римский вождь (...), посылая солдат пробиться сквозь огромное вражеское войско и захватить некое место, сказал им: «Дойти туда, соратники, необходимо, а вернуться оттуда необходимости нет».
• Нет ненависти пагубнее той, что рождена стыдом за неотплаченное благодеянье.
• Мы ничего не ценим выше благодеянья, покуда его домогаемся, и ниже – когда получим.
• Чтобы найти благодарного, стоит попытать счастье и с неблагодарными. Не может быть у благодетеля столь верная рука, чтобы он никогда не промахивался.
• Слава – тень добродетели.
• Болезнь можно одолеть или хотя бы вынести. (...) Не только с оружьем и в строю можно доказать, что дух бодр и не укрощен крайними опасностями; и под одеялом (больного) видно, что человек мужествен.
• Кто из нас не преувеличивает своих страданий и не обманывает самого себя?
• Каждый несчастен настолько, насколько полагает себя несчастным.
• Умрешь ты не потому, что хвораешь, а потому, что живешь.
• Самое жалкое – это потерять мужество умереть и не иметь мужества жить.
• Жизнь – как пьеса: не то важно, длинна ли она, а то, хорошо ли сыграна.
• Сатия (...) приказала написать на своем памятнике, что прожила девяносто девять лет. Ты видишь, старуха хвастается долгой старостью; а проживи она полных сто лет, кто мог бы ее вытерпеть?
• Разве не счел бы ты глупцом из глупцов человека, слезно жалующегося на то, что он еще не жил тысячу лет назад? Не менее глуп и жалующийся на то, что через тысячу лет он не будет жить.
• Мы слышим иногда от невежд такие слова: «Знал ли я, что меня ждет такое?» – Мудрец знает, что его ждет все; что бы ни случилось, он говорит: «Я знал».
• Почему он кажется великим? Ты меришь его вместе с подставкой.
• Век живи – век учись тому, как следует жить.
• Войны (...) – это прославляемое злодейство.
• Мы часто про себя желаем одного, вслух – другого, и даже богам не говорим правды.
• Блаженствующие на взгляд черни дрожат и цепенеют на этой достойной зависти высоте и держатся о себе совсем иного мнения, чем другие. Ведь то, что прочим кажется высотою, для них есть обрыв.
• Само по себе одиночество не есть наставник невинности, и деревня не учит порядочности.
• Не думай, будто кто-нибудь стал счастливым через чужое несчастье.
• Несчастного Александра гнала и посылала в неведомые земли безумная страсть к опустошению. (...) Он идет дальше океана, дальше солнца. (...) Он не то что хочет идти, но не может стоять, как брошенные в пропасть тяжести, для которых конец паденья – на дне.
• Каждый в отдельности вмещает все пороки толпы, потому что толпа наделяет ими каждого.
• По-твоему, счастливее тот, кого убивают в день (гладиаторских) игр на закате, а не в полдень? Или, ты думаешь, кто-нибудь так по-глупому жаден к жизни, что предпочтет быть зарезанным в раздевалке, а не на арене? Не с таким уж большим разрывом обгоняем мы друг друга; смерть никого не минует, убийца спешит вслед за убитым.
• Много ли радости прожить восемьдесят лет в праздности? (...) Прожил восемьдесят лет! Но дело-то в том, с какого дня считать его мертвым.
• Наполнять надо душу, а не мошну.
• Наслажденье – это благо для скотов.
• Пока смерть подвластна нам, мы никому не подвластны.
• Прах всех уравнивает: рождаемся мы неравными, умираем равными.
• Беда не так велика, как гласят о ней слухи.
• Судьба городов, как и судьба людей, вертится колесом.
• Безопасного времени нет. В разгаре наслаждений зарождаются причины боли; в мирную пору начинается война.
• Природа не дает добродетели: достичь ее – это искусство. (...) (Древние) были невинны по неведенью; а это большая разница, не хочет человек грешить или не умеет.
• Самый счастливый – тот, кому не нужно счастье, самый полновластный – тот, кто властвует собою.
• Говори (...), чтобы (...) услышать и самому; пиши, чтобы самому читать, когда пишешь.
• Вы (чревоугодники) несчастны, ибо (...) голод ваш больше вашей же утробы!
• Все (...) познается легче, если (...) расчленено на части не слишком мелкие (...). У чрезмерной дробности тот же порок, что у нерасчлененности. Что измельчено в пыль, то лишено порядка.
• Достоверно (...) только то, что нет ничего достоверного.
• (В нынешних) книгах исследуется, (...) кто истинная мать Энея, (...) чему больше предавался Анакреонт, похоти или пьянству, (...) была ли Сафо продажной распутницей, и прочие вещи, которые, знай мы их, следовало бы забыть.
• Стремиться знать больше, чем требуется, – это тоже род невоздержности. (...) Заучив лишнее, (...) из-за этого неспособны выучить необходимое.
• Запрещенное частным лицам приказывается от лица государства. За одно и то же преступление платят головою, если оно совершено тайно, а если в солдатских платах – получают хвалы.
• В чтении, как и во всем, мы страдаем неумеренностью; и учимся для школы, а не для жизни.
• Дела за нами не гонятся – люди сами держатся за них и считают занятость признаком счастья.
• Кто ждет наказанья, тот наказан, а кто заслужил его, тот ждет непременно.
• У всякого есть человек, которому доверяют столько же, сколько ему самому доверено. Пусть даже первый (...) довольствуется одним слушателем, – их получится целый город.
• К ним (власть имущим) нужно приближаться, но не сближаться тесно, чтобы лекарство не обошлось нам дороже самой болезни.
• Многое, что ночью представляется ужасным, день делает смехотворным.
• Привыкшая к слепому страху душа неспособна заботиться о собственном спасенье: она не избегает, а убегает, а опасности легче ударить нас сзади.
• Зверей заставляет нападать или голод, или страх, а человеку погубить человека приятно.
• Природа обыскивает нас при выходе, как при входе. Нельзя вынести больше, чем принес.
• Не будем ничего откладывать, чтобы всякий день быть в расчете с жизнью.
• Более велик тот, кто отнимает у нас саму способность оценивать, чем тот, кто заслуживает высочайшей оценки.
• Пусть (...) память (об умерших) будет долгой, а скорбь – короткой.
• Человеку ничего не обещано наверняка, и фортуна не должна непременно довести его до старости, но вправе отпустить, где ей угодно.
• Люди стонут более внятно, когда их слышат.
• Расстоянье между первым и последним днем (жизни) изменчиво и неведомо; если мерить его тяготами пути, оно велико даже у ребенка, если скоростью – коротко даже у старца.
• Мы ищем причин для страданья и хотим сетовать на судьбу даже неоправданно, когда она не дает нам повода к справедливым жалобам.
• (Мудрец) считает одинаково постыдным бежать и от смерти, и от жизни.
• Кто страдает раньше, чем нужно, тот страдает больше, чем нужно.
• Никогда не считай счастливцем того, кто зависит от счастья!
• Злодеянья могут быть безнаказанны, но не безмятежны. (...) Первое и наибольшее наказанье за грех – в самом грехе.
• Богу я не повинуюсь, а соглашаюсь с ним и следую за ним не по необходимости, а от всей души.
• (О Катоне Младшем): Сколько в нем силы духа, сколько уверенности среди общего трепета! (...) Он единственный, о чьей свободе речь не идет; вопрос не о том, быть ли Катону свободным, а о том, жить ли ему среди свободных.
• Природа (...) родила нас братьями.
• Человек – предмет для другого человека священный.
• Только не имея некоторых вещей, мы узнаем, что многие из них нам и не нужны.
• Даже бессловесным и тупым скотам, как бы ни были они неуклюжи во всем прочем, хватает ловкости и вниманья, чтобы жить. (...) Даже те из них, что для других бесполезны, для своей цели ничего не упустят.
• Великое дело – играть всегда одну роль. Но никто, кроме мудреца, этого не делает; все прочие многолики. (...) Порой о человеке, с которым виделись вчера, по праву можно спросить: «Кто это?»
• Расточитель прикидывается щедрым, хотя между умеющим одарять и не умеющим беречь – разница огромная.
• Необходимое не приедается.
• Деньги никого не сделали богатыми – наоборот, каждого они делают еще жаднее до денег.
• Тебе кажется высоким то, от чего ты далеко, а взойди наверх – и оно окажется низким. Пусть я буду лжецом, если тебе и тогда не захочется взойти выше: то, что ты считал вершиной, – только ступенька.
• Мы защищаем наши пороки, так как любим их, и предпочитаем извинять их, а не изгонять. (...) «Не хотим» – вот причина; «не можем» – только предлог.
• Всем кажется лучшим то, от чего отказались.
• С тех пор как они (деньги) в чести, ничему больше нет заслуженной чести: делаясь поочередно то продавцами, то товаром, мы спрашиваем не «какова вещь?», а «какова цена?»
• Речь – убранство души.
• «Жизнь ему в тягость». – Не спорю, а кому она не в тягость? Люди и любят, и ненавидят свою жизнь.
• Из одного и того же каждый извлекает лишь нечто, соответствующее его занятиям. На одном и том же лугу бык ищет лишь траву, собака – зайца, аист – ящерицу.
• Сама старость есть неизлечимая болезнь.
• То, что было философией, становится филологией.
• (О вегетарианстве): Человеку и бескровной пищи хватит; (...) а там, где резня служит удовольствию, жестокость переходит в привычку.
• Мера (...) ближе к воздержанию и, может быть, труднее воздержанья: ведь от чего-то легче отказаться совсем, чем сохранять умеренность.
• Лучше всего пахнет тело, которое ничем не пахнет.
• Разве ты не видел, каким криком оглашается театр, едва скажут что-нибудь, с чем все мы согласны (...)? «Имеет все, кто хочет, сколько надобно». Слыша это, (...) те, кто всегда хочет больше, чем надобно, кричат от восторга и проклинают деньги.
• Многие приходят слушать, а не учиться. (...) Некоторые приходят даже с письменными дощечками – затем, чтобы удержать не мысли, а слова, и потом произнести их без пользы для слушающих, как сами слушали без пользы для себя.
• Целым овладевают по частям.
• Ничтожен и лишен благородства тот, кто (...) хотел бы лучше исправить богов, чем себя.
• Равенство прав не в том, что все ими воспользуются, а в том, что они всем предоставлены.
• Жизнь – вещь грубая. Ты вышел в долгий путь – значит, где-нибудь и поскользнешься, и получишь пинок, и упадешь, и устанешь, и воскликнешь «умереть бы!» – и, стало быть, солжешь.
• Тут испустил он дух и перестал притворяться живым.
• Никто не может быть презираем другими до тех пор, пока он не научился презирать самого себя.
• Гай Цезарь (Калигула), которого природа создала словно затем, чтобы показать, на что способны безграничная порочность в сочетании с безграничной властью, однажды устроил пир, стоивший 10 миллионов сестерциев; и хотя изобретательность всех была к его услугам, он лишь с трудом добился того, чтобы один обед поглотил доходы с трех провинций.
• Нигде в мире мы не найдем чужой нам страны; отовсюду одинаково можно поднять глаза к небу.
• Если рост прекратился, близок конец.
• Ничто так не обманчиво, как жизнь; (...) поистине, ее не принял бы никто, если бы не получил против воли.
• Смерть – лучшее изобретение природы.
• Ничто так не нравится, как погибшее; тоска по отнятому делает нас несправедливыми к оставшемуся.
• Никому не дано счастья – безнаказанно родиться.
• Нельзя найти такого несчастного дома, который не имел бы утешения, видя другой дом, еще более несчастный.
• Не может заниматься чужим утешением тот, кого осаждают собственные несчастья.
• Не чувствовать своего горя – не свойственно человеку, а не перенести его – недостойно мужа.
• Доля утешения: разделить свою скорбь со многими.
• Каждый в свое время, но все мы направляемся в одно и то же место.
• (Об умершем): Наконец он свободен, наконец он в безопасности, наконец он бессмертен.
• Цезарю (т. е. императору), которому все позволено, по тем же причинам многое не позволено. (...Он себе уже не принадлежит, и подобно звездам, без отдыха совершающим свой путь, ему никогда не дозволяется ни остановиться, ни делать что-либо для себя.
• Природа (...) пожелала, чтобы первым плачем был плач при рождении человека.
• Этот страдает от того, что у него есть дети, тот – что потерял детей: слезы у нас иссякнут скорее, чем повод для печали.
• Ничто не вечно, немногое долговечно, (...) конец у вещей различный, но все, что имеет начало, имеет и конец.
• Свои способности человек может узнать, только попытавшись применить их на деле.
• Вечного нет ничего, да и долговечно тоже немногое.
• Власть над собой — высшая власть.
• Где ты ничего не можешь — там ты должен ничего не хотеть.
• Как пышность пиров и одежды есть признак болезни, охватившей государство, так и вольность речи, если встречается часто, свидетельствует о падении душ, из которых исходят слова. И не приходится удивляться, если испорченность речи благосклонно воспринимается не только слушателями погрязнее, но и хорошо одетой толпой: ведь отличаются у них только тоги, а не мнения. Удивительнее то, что хвалят не только речи с изъяном, но и сами изъяны.
• Беден не тот, у кого мало, а тот, кто хочет большего.
• Мы дорого ценим умереть попозднее.
• Если рост прекратился, близится конец.
• Бог дарует победу только стойким; и он не занимается судьбой бездарных государей.
• Разделяют народы не различные языки, а невежество и враждебные отношения.
• Ничто не является пороком само по себе. (Nullum intra se vitium est) Письма 95, 43
развернуть