ПОЛОНСКАЯ Елизавета Григорьевна

11.01.2013 Бондаренко Мария Михайловна

О, Запад есть Запад,
Восток есть Восток,
и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землёй
на Страшный Господень Суд.
Но нет Востока, и Запада нет,
что - племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу
У края земли встаёт?

Из "Баллады о Востоке и Западе"
Джозефа Редьярда Киплинга
(перевод Е. Г. Полонской)

 

21.02.2011 Мартыненко Ольга

Биография: ПОЛО́НСКАЯ Елизавета Григорьевна (урожденная Мовшензон; 1890, Варшава, – 1969, Ленинград), русская поэтесса, переводчица. Родилась в семье инженера, далекого от еврейства. До 1905 г. жила в Лодзи, где наряду с польским языком отчасти усвоила идиш. В 1905 г. ее семья бежала от погрома из Лодзи в Берлин, затем поселилась в Петербурге, где Полонская участвовала в революционных рабочих кружках. Попав под надзор полиции, Полонская в 1907 г. уехала во Францию, где окончила в 1914 г. медицинскую школу Сорбонны и вернулась в Петербург. Во время 1-й мировой войны заведовала эпидемическим отрядом Красного Креста юго-западного фронта. С ноября 1917 г. по 1934 г. работала в советских медицинских учреждениях, совмещая службу с литературным трудом. В 1920-х гг. вышли ее сборники стихов «Знаменья» (1921) и «Под каменным дождем» (1923). Была членом литературной группы «Серапионовы братья» (см. В. Каверин, Л. Лунц, М. Слонимский /см. Х. З. Слонимский/), формальные искания которой отразились в своеобразном поэтическом дневнике «Упрямый календарь» (1929). В 1930-х гг. Полонская — корреспондент газеты «Ленинградская правда», много разъезжала по стране, итогом чего стала книга очерков «Люди советских будней» (1934). В годы 2-й мировой войны была фронтовым врачом. События предвоенных и военных лет стали мотивами стихотворных сборников «Времена мужества» (1940), «Камская тетрадь» (1945) и сборника рассказов «На своих плечах» (1948). Полонская также автор многих книг для детей и воспоминаний о литературной жизни 1920–30-х гг. «Встречи» («Нева», 1966, № 1; «Звезда», 1965, № 7). К еврейским темам и мотивам Полонская обращалась лишь в раннем творчестве (например, стихотворение «Шейлок», 1921, о двойственности положения еврея в христианском мире). В стихотворении «Встреча» (1929) Полонская с грустью признается, что хотя «забыла и веру и род», но сохранила еврейства «верные знаки». На еврейские и библейские темы написаны также стихи «Агарь», «Я не могу терпеть младенца Иисуса», «Золотой дождь», «История доктора Фейгина» и другие. Предчувствием надвигающейся катастрофы проникнуто стихотворение «Сапоги» (1940): «проходя по улицам современных гетто», поэт слышит зловещий грохот немецких сапог. Напоминание о Катастрофе европейского еврейства неожиданно возникает в одном из поздних стихотворений «Мадонна Рембрандта» (1966): поэта преследует «Бухенвальдских печей тошнотворная вонь» при виде лица незащищенного младенца. С 1920-х гг. Полонская занималась переводами (начала в издательстве «Всемирная литература» под руководством К. Чуковского и Н. Гумилева). Среди ее работ — переводы стихов У. Шекспира, В. Гюго, Р. Киплинга, Ю. Тувима и других, а также армянский эпос «Давид Сасунский». http://www.eleven.co.il/article/13269 Краткий анализ жизни и творчества (заметка Бориса Фрезинского): Елизавета Григорьевна Полонская, рожд. Мовшенсон (1890—1969), родилась в Варшаве, но вскоре работа отца (инженера-строителя железных дорог) забросила семью в Лодзь, где в основном и прошли первые 16 лет жизни Лизы. В семье говорили по-русски, а в гимназии, кроме русского, изучались французский, немецкий, польский и еврейский языки. Интерес к поэзии (русской, немецкой, французской) ей был привит матерью с детства, и стихи она сочиняла с юности. Народовольческая молодость матери, учившейся в Петербурге на Бестужевских курсах, — те дрожжи, на которых взошел Лизин интерес к революционному подполью. С социал-демократическими кружками она познакомилась в 1906 г. в Берлине, куда отец отправил семью, опасаясь послереволюционных погромов. В конце того же года Мовшенсоны перебрались в Петербург и поселились там навсегда; сначала они жили на Боровой, затем — на Загородном, 12. В Петербурге Лиза закончила последний класс гимназии и одновременно приобрела опыт подпольщицы (она приехала в столицу из Берлина, имея большевистские явки, которыми незамедлительно воспользовалась, получив направление агитатором за Невскую заставу, а уже вскоре — партсекретарем тамошнего подрайона). В 1908-м ей пришлось бежать от замаячившего ареста в Париж. Там она сразу же вошла в группу содействия большевикам, еженедельно собиравшуюся в кафе на авеню д’Орлеан. Среди постоянных посетителей собрания были и знакомые ей по Питеру Зиновьев и Каменев (Ленина она видела до того, кажется, лишь однажды и мельком — в Териоках, а теперь — часто). В 1910-м она с большевистской группой рассталась… Имя Елизаветы Полонской теперь помнят только знатоки поэзии 1920-х годов, потому прочертим здесь пунктир ее молодых лет, доведя его до первой ее книги (последняя издана сорок лет назад). 1908 — поступление на медицинский факультет Сорбонны. 1909 — пылкий роман с Ильей Эренбургом, оборвавшийся через год. 1914 — окончание Сорбонны; первая публикация (в парижском журнальчике “Стихи” под редакцией Эренбурга); работа врачом военного госпиталя в Нанси. 1915 — возвращение в Россию; подтверждение диплома в Юрьевском университете; направление военврачом на Юго-Западный фронт. 1916 — замужество в Киеве; смерть отца; рождение сына. 1917 — возвращение в Петроград, где с тех пор она прожила 52 года (за вычетом лет блокады: эвакуация в Молотов-Пермь); работа врачом фабричной амбулатории (до 1930-го, когда стала профессиональным литератором). 1918 — голосование за кадетов на выборах в Учредительное собрание. 1919 — новые стихи. 1920 — учеба в Студии “Всемирной литературы” у Гумилева, Лозинского, Чуковского, Шкловского; прием в Союз поэтов. 1921 — вхождение в группу “Серапионовы братья”; посещение заседаний Вольфилы; в квартире Полонской устроена засада ЧК на Шкловского; выход первой книги стихов “Знаменья”. “Когда я перечитываю эти стихи, — вспоминала Полонская свою первую книгу, — я вижу неосвещенный в снежных сугробах Невский и себя в валенках и кепке, бредущей с ночного дежурства в 935 госпитале, что на Рижском, по направлению к Елисеевскому дому на Мойке, тогдашнему “Дому Искусств”, где за барской кухней в “людском” коридоре, прозванном “обезьянником”, в комнате Миши Слонимского собирались Серапионовы братья”. Эта публикация названа грустной строчкой из стихотворения, напечатанного в “Знаменьях”. О первой книге Серапионовой сестры Елизаветы Полонской много говорили и немало писали — о ее настоящих петербургских стихах, что признавали все, кто о них высказывался. Характерно, что Борис Эйхенбаум статью, где речь шла о “Знаменьях”, начал с темы Москва — Петербург: “Знаменательна сейчас разница между Москвой и Петербургом. В Москве, хмельной и циничной, царят шумные имажинисты, которых Маяковский на одном диспуте, совершенно точно и правильно назвал “эпигонами футуризма”. Оставшийся верным себе строгий Петербург не подходит для бактерий имажинизма — никакой такой эпидемии, несмотря на усиленный ввоз литературы, у нас не заводится. Петербургу суждено, по-видимому, стать той кельей, в тишине которой будет подготовляться грядущий поворот к “высокой” лирике. Наша молодежь осторожно и внимательно учится у “классиков”, заостряя те тенденции, развернуться которым суждено в будущем… Трудно теперь быть поэтом… Но в петербургских поэтов я еще немного верю. Ради Бога — не уезжайте в Москву!” Более всего поражали стихи Полонской о современности, чей революционный будничный лик, увиденный ее глазами, выглядел угрюмо и страшно. О книге “Знаменья” Эйхенбаум писал так: “Здесь стихи о нашей — суровой, неуютной, жуткой жизни. Здесь наш Петербург — “виденье твердое из дыма и камней”. Стихи Полонской выделяются своей экспрессией: в них чувствуется мускульное напряжение, в них есть сильные речевые жесты. Традиции Полонской определить точно еще трудно, но кажется мне, что она ближе всего к Мандельштаму. В ритмической напряженности стиха, в синтаксисе (иногда затрудненном и не совсем русском) и в заключительных pointes (пуантах — фр.) есть следы его манеры. В последних строках вступительного стихотворения мне прямо слышится голос Мандельштама”. Эти строки очень любил и Виктор Шкловский, неизменно их цитировавший, когда говорил о Полонской: И мы живем, и Робинзону Крузо Подобные — за каждый бьемся час, И верный Пятница — Лирическая Муза В изгнании не покидает нас. В “Сентиментальном путешествии”, отметив, что у Полонской “хорошие стихи о сегодняшней России”, Шкловский счел необходимым прибавить: “нравились наборщикам” (был у него и такой критерий хороших стихов). Вернемся к статье Эйхенбаума. Помимо близости к Мандельштаму периода “Камня”, он обнаруживал у Полонской и “следы” Ахматовой — скорее в синтаксисе, в интонации, чем в словах. “Во всяком случае, — признавал он, — здесь школа Полонской, здесь научилась она экспрессии. Она не поет, а говорит — с силой, с ораторским пафосом. Строфы ее не нагнетаются в виде лирического потока, а скрепляются сильной синтаксической связью, образуя строгий логический рисунок. Отсюда ощутимость ее союзов, на последовательности которых обычно строится схема ее стихотворений (то же самое наблюдается и у Ахматовой, только в более капризной форме). Отсюда же — и сила ее заключений, в которых заключена главная экспрессия” (Книжный угол. Пг., 1921. № 7. С. 40—42). Мариэтта Шагинян в “Литературном дневнике” 1923 г., говоря о стихах Полонской, декларировала, что “такие жемчужины политического пафоса, как стихотворение “Петербург”, имеют в новейшей поэзии очень немного себе равных”. Шагинян, скорее всего, пишет не о стихотворении “Петербург” из книги “Знаменья”, которое заканчивается строфой: Так, значит, мы живем, так, значит, смерти нет! И чьей-то мысли отягченный след Останется в веках, как крепкая работа. Закрой глаза теперь и вспомни, как встает Там, где канала сумрачный пролет, Чудовищная арка Деламота, — а о цикле “Петербург” (три стихотворения в книге “Под каменным дождем”,1923), из которого приведу лишь две строфы — одну из первого стихотворения: А там безмолвие кричит на площадях Гортанью сдавленной и ртом обледенелым; За сломанной стеной там стражу держит страх, В звериной шкуре, с человечьим телом… и одну, завершающую, из последнего: А ветер с моря сердце рвет Пустой и суетной надеждой, И медь торжественно поет, Как смерть проста и неизбежна. Полонская, сказавшая о себе, что “золотая лира оттягивает слабое плечо”, своей второй книгой (“Под каменным дождем”) подтвердила репутацию поэта, говорящего о современности своим голосом: Калеки — ползаем, безрукие — хватаем. Слепые слушаем. Убитые — ведем. Колеблется земля, и дом уже пылает — Еще глоток воды! под каменным дождем… К революции она обращалась напрямую и не заискивая: Какая истина в твоей неправде есть? Пустыня странствия нам суждена какая? Сквозь мертвые пески, сквозь Голод, Славу, Месть Придем ли наконец к вратам небесным рая?.. Полонская понимала, что в Книге революции “слепили кровь и грязь высокие страницы”, и призывала читателей: Прославим же, друзья, бесхитростную рать Тех, кто трудился с Ней и тяжело устали, И с Марсовых полей уже не могут встать, Тех, кто убит, и тех, что убивали. Процитирую статью 1923 г. “Поэты в Петербурге”, принадлежавшую Георгию Адамовичу, критику не запальчивому, к чьим комментариям теперь нередко обращаются в попытке переоценить литпрошлое. Адамович писал: “О Полонской знали в Петербурге довольно давно. Она работала с М. Л. Лозинским над переводом Эредиа. Я помню, как лет пять назад, на одном из полушуточных поэтических состязаний, она в четверть часа написала вполне правильный сонет на заданную тему. Выпустила она сборник в конце 21 года и после этого написала ряд стихотворений, во многих отношениях замечательных. От Полонской, в противоположность Тихонову, нельзя многого ждать. Ее дарование несомненно ограничено. Но у нее есть ум и воля. В стихах ее есть помесь гражданской сентиментальности с привкусом “Русского богатства” и какой-то бодлеровской очень мужественной горечи. Из всех поэтов, затрагивающих общественные темы, она одна нашла свой голос. После широковещательных, унылых, лживо восторженных излияний Анны Радловой, так же как и после более приятных и более честных упражнений пролеткультовцев, стихи Полонской о жизни “страшных лет России” заставляют насторожиться”. Насторожиться было от чего: Не стало нежности живой, И слезы навсегда иссякли. Теперь одно: кричи и вой! Пылайте словеса из пакли! Пока не покосится рот, И кожа на губах не треснет, И кровь соленая пойдет, Мешаясь с безобразной песней!.. Спад поэзии Полонской в 1930-е гг. ощущался всеми поклонниками ее первых трех стихотворных книг (третья — “Упрямый календарь” — вышла в 1929-м). Во второй половине того мрачного десятилетия творческий спад имел в нашей поэзии не индивидуальный, а всеобщий характер, и сегодня это никого не может удивить: эпоха террора не располагала к свободному творчеству. Полонская, в силу своих личных обстоятельств, ощутила трагизм эпохи раньше других, и оправиться от пережитого ей оказалось трудно http://magazines.russ.ru/zvezda/2006/11/po16.html

19.02.2011 Носовский Сергей Павлович

Выросла в семье еврейского инженера в Лодзи (Польша), где наряду с польским языком учила идиш. В 1905 г. ее семья бежала от погрома из Лодзи в Берлин, затем поселилась в Санкт-Петербурге. Во время Первой русской революции Полонская участвовала в революционных рабочих кружках; попав под надзор полиции, уехала во Францию (1907), где окончила медицинскую школу Сорбонны (1914). После окончания медицинской школы вернулась в С.-Петербург Во время Первой мировой войны заведовала эпидемическим отрядом Красного Креста Юго-западного фронта. В 1917—1934 годах работала в советских медицинских учреждениях, совмещая службу с писательством, была членом литературной группы «Серапионовы братья». С 1920-х годов Полонская занималась переводами стихов У. Шекспира, В. Гюго, Р. Киплинга, Ю. Тувима и других, а также армянского эпоса «Давид Сасунский». В 1930-х годах — корреспондент газеты «Ленинградская правда». В годы Второй мировой войны была фронтовым врачом, продолжала писать стихи. http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F%2C_%D0%95%D0%BB%D0%B8%D0%B7%D0%B0%D0%B2%D0%B5%D1%82%D0%B0_%D0%93%D1%80%D0%B8%D0%B3%D0%BE%D1%80%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D0%BD%D0%B0