19.02.2011 Мартыненко Ольга
Грачевский в воспоминаниях В.Фигнер с сайта http://www.hrono.info/biograf/bio_g/grachevsky.html:
" Грачевский ...был техником по типографии и приготовлению динамита, человек энергичный и фанатически преданный революционному делу; старый народник начала семидесятых годов, он занимался пропагандой среди московских рабочих вместе с членами московской организации Бардиной и Джабадари, судился по «процессу 193-х», был в ссылке в Архангельской губернии и бежал оттуда.
Испытанный, практичный и очень работоспособный, но в «Народной Воле» занятый техникой, он до 1 марта в организационных работах активного участия не принимал."
...Из всех крупных народовольцев, к Грачевскому, быть может, более всего приложимо название «фанатика». Это была индивидуальность сильная, самобытная и вместе с тем: замкнутая в резко очерченное русло. Его железная воля, раз поставив себе цель, преследовала ее неуклонно, с. упорством, которое граничило с упрямством. Никогда не считался он с препятствиями, не признавал возможности отступления.... Если когда-нибудь в его душе и были колебания или сомнения,—они никогда не выносились наружу. Два раза в жизни, в трагический период пред арестом и в тюрьме пред жестоким концом—дальновидный ум мог говорить ему:- «Остановись!». Но остановиться он не мог и не хотел, и холодно смотрел в глаза гибели и смерти. Для публики, для товарищей, он был всегда один и тот же: вооруженный с головы до ног, непреклонный революционный деятель, и в этом смысле во всем движении трудно найти человека более прямолинейного и жизнь, более цельную, чем его жизнь. Так иногда видишь в природе могучую глыбу гранита, которого не коснулась рука художника, и он лежит в поле во всей первобытной простоте и силе...
Жизнь Грачевского была жизнью труда и непрерывных энергичных усилий, и это с 18-ти летнего возраста! Два раза он находился в тюрьме; сперва 3 1/3 года подряд, потом опять с 82 по 87 г., когда добровольно порвал свою жизнь ради все той же общественной цели, которой служил раньше.
У иных было радостное детство, у других—светлая, кипучая молодость, полная умственных интересов и расцвета молодых сил. У Грачевского ничего не было. Судьба была для него мачехой и наносила ему удары, как молот, бьющий по твердому куску металла. И она, эта жизнь, выковала его душу, твердую, как сталь, его волю—прямую и решительную, как линия, проведенная по стеклу алмазом. Человек без высшего образования, без дара слова, он, тем не менее, всегда оставлял след в памяти всех, с кем соприкасался. Оно и понятно: это был характер.
.Самая наружность его не была обычной: он был высок, строен и худощав, но очень силен. Темные, чуть вьющиеся волосы обрамляли широкий лоб и лицо с мелкими и прямолинейными чертами. Это угловатое лицо было всегда бледно, серьезно и носило печать, не то скорби, не та болезни... По временам общее судорожное сокращение пробегало по нему... глаза быстро смыкались, но затем все быстро распрямлялось... Пара карих глаз, с своеобразным блеском, имели что-то острое, колющее, а речь была отрывистой: перед словами он часто останавливался, хотя это не было обычным заиканием. Его голос звучал твердо и имел особенный металлический тембр, как будто в нем .звучали ноты разбитого колокола. В общем наружность была привлекательна и не носила характерные черты аскета, каким он и был в действительности.
Грачевский любил народ, но это было не то альтруистическое чувство, которое часто одушевляет интеллигентных людей, по рождению и образу жизни принадлежащих к культурным классам. Он любил народ потому что был близок ему по происхождению, воспитанию, по первоначальным впечатлениям жизни. Он родился в деревне - в селе Березовке, Аткарского уезда, Саратовской губ. Его отец был заштатным дьяконом или даже дьячком, как об этом говорит, обвинительный акт по делу -193-х.
Как все дети нашего сельского духовенства, Михаил Федорович начал ученье в духовном училище, которое одно гостеприимно раскрывает свои двери многочисленному потомству церковных причтов. Потом поступил в семинарию, но, пробыв два года, вышел, чтоб 18-тилетним юношей сделаться народным учителем, сначала в селе Лопуховке, Камышинского уезда, а потом в 3-х классной школе, организованной им по предложению камышинских немецких колонистов.
Что побудило его оставить семинарию и сделаться учителем? Во всяком случае—не вопрос о куске хлеба, а стремление идеальное. «Я горел желанием приносить пользу крестьянам», вот объяснение, которое дал об этом сам Грачевский на суде в 1883 г.
Начало этой учительской деятельности относится к 1867 г, когда в обществе еще существовал подъем, вызванный реформами: крестьянской, земской и судебной, и стремления Грачевского, по тому же объяснению были откликом этого общественного подъема.
Таким образом, по времени выступления Грачевский опередил поколение семидесятников, с которыми так тесно связана вся его дальнейшая судьба.
В 1871 г, Грачевский женился на крестьянке, бывшей раньше его ученицей, но через три года покинул ее с тем, чтоб никогда уже не встретиться и никогда не упоминать о ней.
С этого же года он оставил школу, заподозренный в политической неблагонадежности, и это навсегда закрыло для него педагогическую деятельность. Тогда он перешел к физическому труду и сделался железнодорожным слесарем, пройдя впоследствии все стадии железнодорожной службы вплоть до машиниста. Как рабочий—он имел широкое поприще для культурно-просветительной деятельности в среде товарищей по труду и неустанно работал в этом направлении.
В 1873 г. небольшой инцидент дает повод к полному перевороту в его жизни. Из Петербурга на его имя высылается тюк книг, дозволенных цензурой, но, между ними заложены две прокламации. Тюк перехвачен, Грачевский арестован; для производства следствия является жандармский майор из Петербурга. Арест непродолжителен и с внешней стороны не имеет никаких серьезных последствий, но он дает сильный нравственный толчок Грачевскому. Его тянет в столицу, ему хочется выйти из узкого круга провинциальной жизни, хочется поступить в Высшее учебное заведение, чтобы пополнить свое образование. У него является, желание повидать "новых" людей, сблизиться с ними. Это был период, «хождения в народ»,-период бурного возбуждения молодой интеллигенции. И вот, в 1874 г. Грачевский оставляет родные места и оставляет навсегда. Он отправляется в Петербург и поступает в Технологический Институт. Здесь он сразу встречает разгоряченную атмосферу революционных кружков, быстро сближается с представителями кружка чайковцев и принимается в их среду. Сближение с фабричными рабочими составляло в то время nepвую задачу пропагандистов-социалистов, и так как аресты пошатнули связи, заведенные чайковцами раньше, то, по предложению новых друзей, Грачевский, не покидая Технологического Института, поступает слесарем на завод Струбинского (на Обводном канале), а через 21/2 месяца, по решению той же группы, отправляется в Москву для пропаганды среди тамошних рабочих, С запасом нелегальной литературы («Сказка о 4-х братьях», «Стенька Разин», «Сборник новых песен и стихов») и с рекомендациями от земляков, он, по обычаю тех времен, приступает весьма простодушно к распространению запрещенных книг. Однако, на заводе Гюбнера, при первой же попытке к этому, получатель предает его, заранее пригласив полицию в трактир, где происходит условленная встреча.
Грачевский арестован, и несчастная попытка обходится ему чрезвычайно дорого: целых 3 1/2 года проводит он в одиночном заключении, в тюрьмах Москвы и Петербурга. Здоровье его расшатано, нервная .система расстроена навсегда. Долголетнее заключение, во время которого Грачевский мог на досуге удовлетворить свою жажду знания, конечно, дало ему очень много в умственном отношении, в моральном .же оно сделало его, как и других подсудимых процесса 193-х, пламенным врагом существующего строя.
Понятна горечь в человеке, из-за незначительной брошюрки; поплатившегося, свободой и здоровьем... А потом—суд в Особом Присутствии Сената... Председательствовал Петерс, ведший себя по отношению к подсудимым и к защите самым грубым, вызывающим образом. .
В довершение всего — не насмешка ли этот приговор над Грачевским, просидевшим в тюрьме З1/2 года, приговор, определявший три месяца apеста с зачетом предварительного заключения (что однако же не было утверждено государем).
Три с половиной года! Три с половиной мучительных года в 4-х стенах каземата до суда, и месячный арест по суду! Такова расправа за книжонку, напечатанную без разрешения цензора!
Теперь, казалось бы, дело кончено и правосудие удовлетворено. Ничуть не бывало! Едва выйдя из тюрьмы, больной и лишенный каких бы то ни было материальных средств к жизни, Грачевский поступает на один из петербургских заводов. Но чрез полтора месяца полиция объявляет, что ему запрещено не только жить в столице, но даже въезжать в нее. Пришлось бросить место и ехать в провинцию. Грачевский отправился на юг и поступил помощником машиниста сначала на Харьковско--Азовскую, потом на Одесско-Кишиневскую железную дорогу. Живя в Одессе и пользуясь морскими купаньями, он стал поправляться; но в половине августа того же 1878 года новая, ничем не вызванная кара обрушивается на него: по распоряжению III Отделения он арестован вновь, и на этот раз—для высылки административным порядком в Архангельскую губернию.
.Полтора месяца пробыл он в тюрьме, затем 4 месяца ехал по этапу, натерпевшись в дороге всего, вплоть до наложения ручных, кандалов, которых по закону налагать на него, как имеющего звание почетного гражданина, не имели права.
Наконец, он добрался до места назначения и был водворен в г. Холмогорах. Впоследствии, на суде в 1883 г., он обрисовал несколькими яркими, штрихами условия тяжелой жизни ссыльных на крайнем севере. Но они слишком общеизвестны, чтоб повторять их здесь. Учительство ему, как ссыльному, было воспрещено; технического труда по своей специальности в таком захолустье он найти не мог. Видя в Грачевском кандидата на побег, местное начальство воспользовалось первым попавшимся предлогом, чтоб сбыть его с рук и отослать подальше: его перевели в Пинегу. Такая энергичная и трудоспособная натура, как Грачевский, конечно, не могла подчиниться, вынужденному бездействию: в августе 1879 г. он бежал с 20 руб. в кармане, имея перед глазами, путь в 400 верст чрез бесконечные леса, пересекаемые громадными реками, и; неизмеримые болота, где легко погибнуть неопытному путнику, проходящему по северной части Архангельской губернии. Как и следовало ожидать, он заблудился в тайге, разошелся с товарищем по бегству Орловым, с которым должен был встретиться в условном месте, и после нескольких дней скитания под проливным дождем в лесных дебрях, принужден был сам отдаться в руки полиции на одной из застав, устроенных последней для поимки беглецов.
Итак, он снова в руках властей и отправлен назад— в Архангельск... Однако, трудно было сломить такого решительного и упрямого человека, раз он задумал что-нибудь серьезно. И вот, не доезжая пяти верст до города, он пользуется оплошностью заснувшего конвоира и выскакивает на ходу из тележки, в которой его везли.
С небольшими приключениями добрался он до города а, укрывшись временно у товарищей - ссыльных, добрался в конце-концов до Петербурга.
Таким образом, с 1875 по 1879 г., в течение четырех с половиною лет, человеку не давали жить по пустому поводу арестовали; и 3 1/2 года продержали в тюрьме; потом уже без всякого повода, лишили заработка и выгнали из Петербурга; затем ни за что, ни про что, лишили места в Одессе. С крайнего юга перегнали на крайний север. Весь арсенал произвольных действий административной власти держал все это время в своих тисках этого железного человека. Можно себе представить, что перечувствовал и передумал он в эти долгие годы... Такая жизнь была яркой и убедительной иллюстрацией нашего политического строя. Неудивительно, что теперь в 1879 г., Грачевский явился в Петербург вполне сложившимся борцом за политическую свободу, глубоко убежденным, что политическое освобождение есть первый шаг в общем освобождении, и что в России нужна не пропаганда, а открытая борьба.
Но к тому же самому пришли и другие, наиболее энергичные революционные деятели: «Народная Воля» в эту осень уже сложилась в совершенно определенную партию, и место Грачевского могло быть только в ней; он делается агентом Исполнительного Комитета, деятельным, серьезным, ни перед чем не отступающим... Как не теоретик, а практик по всему складу ума и способностей, он занимался в организации «Народной Воли» преимущественно работами техническими: в мастерской, приспособленной для производства динамита, он делал динамит; в период 80—81 .г. был хозяином квартиры, где помещалась типография, печатал «Народную, Волю», «Письмо к Александру III и все прокламации по поводу 1-го марта..."
