ТАЦИТ Публий Корнелий

римский историк, автор небольших сочинений «Беседа об ораторах», «Агрикола», «Германия» и двух монументальных исторических трудов: «История» в 12 книгах и «Анналы» в 18 книгах. «История» была написана в первом десятилетии II в. От сочинения сохранились полностью первые 4 книги и большой фрагмент пятой книги, в которых повествуется о событиях в Риме после смерти Нерона (69 г.). Несохранившиеся книги «Истории» должны были охватывать период правления династии Флавиев до 109 г. года. «Анналы» («Летопись») создавались позже «Истории», возможно, во втором десятилетии II в. «Анналы» были посвящены событиям предшествующего исторического периода – с 14 по 69 гг., начиная со смерти императора Августа, что отражено в названии книги: «От кончины божественного Августа». Сохранившиеся полностью книги (I-IV, ХII-ХV) и фрагменты V, VI, ХI, ХVI книг описывают правление Тиберия, Клавдия и Нерона. При императоре Нерве в 97 г. стал консулом; при Траяне он получил традиционное для бывшего консула годичное наместничество в провинции Азия (112-113 или 113-114). Последующие годы жизни целиком посвятил литературному труду. Перевод всех трудов на русский язык был осуществлен В. И. Модестовым в 1886-1887 гг.

• К Аникету, убийце его матери, Нерон проявлял мало расположения, а в дальнейшем проникся глубокою ненавистью, ибо пославшие на преступления видят в их исполнителях живой укор для себя.
• (Об Агриппине, матери Нерона:) Она желала доставить сыну верховную власть, но терпеть его властвования она не могла.
• Мысль о браке при живом муже привлекла ее (Мессалину) своей непомерной наглостью, в которой находят для себя последнее наслаждение растратившие все остальное.
• Тем, кто ни в чем не повинен, благоразумие не во вред, но явные бесчинства могут найти опору лишь в дерзости.
• Единственное средство против нависших опасностей – сами опасности.
• Все, (...) что почитается очень старым, было когда-то новым. (...) И то, что мы сегодня подкрепляем примерами, также когда-нибудь станет примером.
• Непреклонными были требования закона вначале, (но), как это почти всегда бывает (...), под конец никто не заботился об их соблюдении.
• Толпе свойственно приписывать всякую случайность чьей-либо вине.
• Потомство воздаст каждому по заслугам. (...) Тем больше оснований посмеяться над недомыслием тех, которые, располагая властью в настоящем, рассчитывают, что можно отнять память даже у будущих поколений.
• Оставленное без внимания забывается, тогда как навлекшее гнев (правителя) кажется справедливым.
• Благодеяния приятны лишь до тех пор, пока кажется, что за них можно воздать равным; когда же они намного превышают такую возможность, то вызывают вместо признательности ненависть.
• В век порчи нравов чрезмерно льстить и совсем не льстить одинаково опасно.
• Во главе погребальной процессии несли изображения двенадцати знатнейших родов (...). Но ярче всех блистали Кассий и Брут – именно потому, что их изображений не было видно.
• Страх ослабляет даже искушенное красноречие.
• Медленно, но зато верно.
• Я считаю главнейшей обязанностью анналов сохранить память о проявлениях добродетели и противопоставить бесчестным словам и делам устрашение позором в потомстве.
• Больше всего законов было издано в дни наибольшей смуты в республике.
• Большие события всегда остаются загадочными, ибо одни, что бы им ни довелось слышать, принимают это за достоверное, тогда как другие считают истину вымыслом, а потомство еще больше преувеличивает и то и другое.
• Правители смертны – государство вечно.
• Превознося старину, мы недостаточно любопытны к недавнему прошлому.
• Громче всех оплакивают смерть Германика те, кто наиболее обрадован ею.
• Со временем (дурные) толки теряют свою остроту, а побороть свежую ненависть чаще всего не под силу и людям, ни в чем не повинным.
• Без гнева и пристрастия. (девиз историка)
• Деяния Тиберия и Гая (Калигулы), а также Клавдия и Нерона, покуда они были всесильны, из страха перед ними были излагаемы лживо, а когда их не стало – под воздействием оставленной ими по себе еще свежей ненависти.
• Ожидание несметных богатств стало одной из причин обнищания государства.
• Жажда господства (...) берет верх над всеми остальными страстями.
• Наше старание нравиться часто влечет за собой более пагубные последствия, нежели возбужденное нами неудовольствие.
• Добытая домогательствами хвала должна преследоваться с не меньшей решительностью, чем злокозненность, чем жестокость.
• Все запретное слаще.
• От поспешности недалеко и до страха, тогда как медлительность ближе к подлинной стойкости.
• Женщинам приличествует оплакивать, мужчинам – помнить.
• Добрые нравы имеют (...) большую силу, чем хорошие законы.
• (Одни и) те же люди (...) любят безделье и (...) ненавидят покой.
• Пусть каждый пользуется благами своего века, не порицая чужого.
• Великое и яркое красноречие – дитя своеволия, которое неразумные называют свободой; оно неизменно сопутствует мятежам, подстрекает предающийся буйству народ, безрассудно, самоуверенно; в благоустроенных государствах оно вообще не рождается. Слышали ли мы хоть об одном ораторе у лакедемонян, хоть об одном у критян? А об отличавших эти государства строжайшем порядке и строжайших законах толкуют и посейчас. Не знаем мы и красноречия македонян и персов и любого другого народа, который удерживался в повиновении твердой рукою.
• Люди устроены природою таким образом, что, находясь в безопасности, они любят следить за опасностями, угрожающими другому.
• Мало не быть больным; я хочу, чтобы человек был смел, полнокровен, бодр; и в ком хвалят только его здоровье, тому рукой подать до болезни.
• (Об ораторах времен империи:) Обреченные льстить, они никогда не кажутся своим властителям в достаточной мере рабами, а нам – достаточно независимыми.
• Одобрение и громкая слава (...) более благосклонны к ораторам, чем к поэтам; ведь посредственные поэты никому не известны, а хороших знают лишь очень немногие.
• Человеческой душе свойственно питать ненависть к тем, кому мы нанесли оскорбление.
• Честная смерть лучше позорной жизни.
• Боязнь и устрашение – слабые скрепы любви: устранить их – и те, кто перестанет бояться, начнут ненавидеть.
• Создав пустыню, они говорят, что принесли мир. (британцы о римлянах)
• Все неведомое кажется особенно драгоценным.
• Во всякой войне (…) удачу каждый приписывает себе, а вину за несчастья возлагают на одного.
• Для подчиненных одинаково пагубны как раздоры между начальниками, так и единодушие их.
• Не всегда молва заблуждается, порой и она делает правильный выбор.
• Мы (...) явили поистине великий пример терпения; и если былые поколения видели, что представляет собой ничем не ограниченная свобода, то мы – такое же порабощение, ибо нескончаемые преследования отняли у нас возможность общаться, высказывать свои мысли и слушать других. И вместе с голосом мы бы утратили также самую память, если бы забывать было бы столько же в нашей власти, как безмолвствовать.
• Лишь в малом числе пережили мы их (казненных) и, я бы сказал, даже самих себя, изъятые из жизни на протяжении стольких, и притом лучших, лет.
• Во время гражданской войны солдатам позволено больше, чем полководцам.
• В веселии чернь столь же необузданна, как и в ярости.
• Так уж устроены люди: с неодобрением смотрят они на каждого, кто внезапно возвысился, и больше всего скромности требуют от человека, который недавно был им равен.
• Лучших вела любовь к отечеству, многих подталкивала надежда пограбить, иные рассчитывали поправить расстроенное состояние. И хорошие люди, и дурные – по разным причинам, но с равным пылом – жаждали войны.
• Погибнут оба – один оттого, что проиграл войну, другой – оттого, что ее выиграл.
• Преступно захваченную власть не удержать, внезапно вернувшись к умеренности и древней суровости нравов.
• Подлость – более короткий путь к должностям, которые даются обычно в награду за доблесть.
• Во время гражданских смут самое безопасное – действовать и идти вперед, а не рассуждать.
• Человек всегда спешит примкнуть к другим, но медлит быть первым.
• (О междоусобной войне:) Победитель все равно будет хуже побежденного.
• Частным человеком казался он (Гальба) выше частного и, по общему мнению, мог бы править, если бы не был правителем.
• Как бывает обычно, (...) лучшими казались те меры, время для которых было безвозвратно упущено.
• Стремясь стать владыкой, он вел себя, как раб. (о заискиваниях будущего императора Отона перед толпой)
• Трудно сказать, был ли Пизон в самом деле врагом Виния или враги Виния хотели в это верить: всегда легче считать, что человеком движет ненависть.
• В позоре спасения нет.
• Преступлению (...) нужна внезапность, доброму делу – время.
• Власть, добытую преступлением, еще никто никогда не сумел использовать во благо.
• Смерть равняет всех, таков закон природы, но с ней приходит либо забвение, либо слава в потомстве. Если же один конец ждет и правого и виноватого, то достойнее настоящего человека погибнуть не даром.
• Правители всегда подозревают и ненавидят тех, кто может прийти им на смену.
• Тебе (...) предстоит править людьми, неспособными выносить ни настоящее рабство, ни настоящую свободу. (император Гальба – Пизону)
• Дурные люди всегда будут сожалеть о Нероне; нам с тобой следует позаботиться, чтобы не стали жалеть о нем и хорошие. (император Гальба – своему преемнику Пизону)
• У кого нет врагов, того губят друзья.
• Я думаю (...) рассказать о принципате Нервы и о владычестве Траяна, о годах редкого счастья, когда каждый может думать, что хочет, и говорить, что думает.
• Если историк льстит, чтобы преуспеть, то лесть его противна каждому, к наветам же и клевете все прислушиваются охотно; оно и понятно: льстец мерзок и подобен рабу, тогда как коварство выступает под личиной любви к правде.
• В гражданской войне (...) победители и побежденные никогда не примиряются надолго.
• На преступление (государственный переворот) шли лишь немногие, сочувствовали ему многие, а готовились и выжидали все.
• Арабы были особенно опасны для иудеев, ибо эти два народа питали один к другому ненависть, обычную между соседями.
• (О гражданской войне:) Война всех со всеми.
• Чем ближе люди по родству, тем более острое чувство вражды питают друг к другу.
• Развязать войну могут и трусы, а бороться с ее опасностями приходится смелым.
• Молва всегда раздувает до невиданных размеров и правду и ложь.
• Лучший день после смерти дурного государя – первый день.
• Люди уходят, примеры остаются.
• Война привлекала его больше, нежели ее исход. (об одном из полководцев Вителлия)
• Особенно трусят те, кто кричал больше всех.
• У победителей никто объяснений не требует.
• Плохим императорам нравится неограниченная власть, хорошим – умеренная свобода.
• Единственное благо – честность, единственное зло – подлость; власть же, знатность и все прочее, постороннее душе человеческой, – не благо и не зло.
• Во время смут и беспорядков чем хуже человек, тем легче ему взять верх; править же в мирное время способны лишь люди честные и порядочные.
• (Вителлий) думал, что дружбу приобретают не верностью, а богатыми подарками, и поэтому окружали его не друзья, а скорее наемники.
• Как часто бывает в минуты смертельной опасности, все командовали, и никто не выполнял команд.
• Самое худшее, что можно выбрать в беде, – средняя линия.
• Дело воина – стремиться в бой, дело командира – не торопиться.
• Неограниченная власть никому не внушает доверия.
• Деньги – становая жила войны.
• Армия, которую еще никто не видел, всегда кажется опаснее.
• Каждому, кто попадает на вершину могущества, з первую минуту глаза как бы застит туманом.
• Когда человек задумал какое-то дело, близкие обычно предсказывают ему успех.
• Легче увлечь за собой целую толпу, чем спастись от коварства одного человека.
• Много говорит о смерти лишь тот, кто ее боится.
• Чем ближе государство к падению, тем многочисленее его законы
развернуть